Шрифт:
Закладка:
Австралийцы верят, что они могут превратиться в их тотемное животное, а оно в свою очередь – в человека. Вместилищем души, по представлениям австралийцев являются чуринги – необычной формы куски камней или дерева. Чуринги сохраняются в укромном месте. За ними тщательно ухаживают, их подклеивают, обвязывают, заворачивают в пух. Считается, что если чуринга сломается или тем паче потеряется, то с человеком, чью душу она в себе вмещала, обязательно случится какое-нибудь большое несчастье. Вот почему места хранения чурингов тщательно оберегаются. Женщинам и детям даже близко не позволяют приближаться к этим тайным святилищам»
Вменяемость – вот камень преткновения для современных философии, психологии и Общей психопатологии сознания. Несмотря на то, что это понятие вроде бы конкретных наук, например, юридической психологии. «Классическое» определение вменяемости как состояния, при котором человек способен сознавать значение совершаемых им деяний и руководить ими, не имеет под собой никаких психологических оснований. До недавнего времени (примерно – начала второй половины ХХ-го века), судебным психиатрам было относительно просто определить «вменяем» или «не вменяем» человек, совершивший тот или иной проступок (преступление). Так, если у исследуемого не было следующих синдромов:
1) расстройства сознания;
2) галлюцинаций;
3) бреда;
4) депрессии или мании;
5) дисфории;
6) слабоумия,
то он признавался вменяемым. Наличие хотя бы одного из перечисленных синдромов в момент совершения преступления (этот «момент совершения» установить порой также сложно, а то и не возможно, как и «момент истины»! ) делает человека невменяемым, и он освобождается от уголовной ответственности. Здесь, сразу следует заметить, что так часто фигурируемая в судебном разбирательстве, да и в процессе следствия, «частичная невменяемость» или «частичная вменяемость», что не одно и тоже. В силу a dicto secundum quid ad dictum simpliciter, как «полуживой» и «полумертвый», и с точки зрения судебной психиатрии, и с точки зрения психологии здравого смысла. Можно увидеть суть via nova, то есть, схоластической уловки, не более, в «психологии здравого смысла». Это, определение – быть «слегка беременной.
Повторяем, так было до недавнего времени, когда последнее слово о вменяемости было за судебными психиатрами.
Определение наличия или отсутствия любого, из выше названных синдром невменяемости – дело далеко не простое. И, больше того, в известной степени, субъективное. Особенно, если учесть, что «вменяемость» есть феномен Общей психопатологии. Для иллюстрации сказанного приведем пример из собственной практики, который подпадает под определение казуса.
Казус 1. Мужчина 30 лет, promoter (коммивояжер), проехал от Винницы до Николаевска-на-Амуре, с зажатой в левой руке банкой сгущенного молока. Он передвигался на разных видах транспорта, покупая билеты, останавливался в гостиницах разных городов, в которых успешно занимался promotion, общался с множеством разных людей, в одной гостинице занимался ночью сексом с дежурной. Все вопросы, почему он не выпускает из руки банку сгущенки? Он молча игнорировал, словно не слышал. А еще он убивал. Убил несколько человек (разного возраста и пола) этой консервной банкой. Жертвы попадали ему на пути; он убивал, только когда шел, ударом по голове, ни на секунду не замедляя шага. Конечно, консервная банка, зажатая в руке во время деловых переговоров или секса – вещь подозрительная. Но… какими только «странностями» не обладает современный цивилизованный человек? Он был задержан в момент совершения очередного убийства. Не сопротивлялся и ничего не понимал из того, в чем его обвиняли прямо на месте преступления. Формально, он находился в ясном сознании. Никакого психопатологического синдрома у него не было, при первичном осмотре психиатра. Правда, он явно не осознавал, что держал в руке консервную банку, как и то, что убил ею более десятка людей. Но, повторяем, формально он был в ясном сознании, ибо полностью ориентировался во времени и в пространстве. Знал, какой год, месяц, день, когда его задержали, в каком городе он находится, подробно рассказал, не упуская деталей, как и зачем приехал в Николаевск-на-Амуре из Винницы. Только никак не мог понять, почему задержан, и находится в кабинете следователя прокуратуры. Ни на какие предложения отдать банку, не реагировал, словно их не слышал… При попытке взять у него банку силой, «механически» сопротивлялся, отдергивая руку. Осмотревший его невропатолог предположил, что задержанный спит (!). В отделении невропатологии, куда его перевели «на обследование», ему сделали ЭЭГ (электро-энцефалографию). Данное исследование обнаружило, что правое полушарие головного мозга у него действительно находится в состоянии «разлитого торможения». Иными словами, «спит». Такое бывает при синдроме амбулаторного автоматизма, который встречается при различных заболеваниях (генуинной эпилепсии, очагового поражения мозга, интоксикации центральной нервной системы и т.д.). При медикаментозном растормаживании, полушарие «проснулось»… Состояние больного резко изменилось. Он словно вмиг превратился в другого человека, который не знал, как он попал в больницу, в Николаевске-на-Амуре. Ничего не помнил из рассказанного (рассказ его был записан на диктофон), не узнавал своего голоса. Наконец увидел зажатую в своей руке банку сгущенки и добровольно, но с трудом (из-за контрактуры пальцев) выпустил ее. Только под гипнозом вспомнил события, предшествующие приступу амбулаторного автоматизма. Вкратце они сводились к тому, что он во время обеденного перерыва пришел домой и решил перекусить. Для этого взял банку сгущенки и хотел ее открыть. В это время и случился припадок. Дальше он действовал в состоянии сомнамбулизма. Поехал в обычную для него командировку. Больной представлял собой «доктора Джекила» и «мистера Хайда».
При стационарной судебно-психиатрической экспертизе был признан «психически здоровым в момент исследования». Состояние амбулаторного автоматизма было расценено как «психотический эпизод латентной эпилепсии». Все действия, совершенные в состоянии сомнамбулизма, подпадали под определение невменяемости. Ни в каком лечении человек не нуждался. Тем не менее, был взят на диспансерный учет под наблюдение участкового психиатра.
Катамнез пять лет: никаких психических расстройств за это время у наблюдаемого, обнаружено не было. Не курит, алкоголь употребляет «умеренно». Продолжает успешно работать на фирме. Повысили в должности, освободив «на всякий случай» от командировок по стране. Здесь еще следует добавить, что состояние, аналогичное спонтанно возникшему амбулаторному автоматизму у героя нашего «казуса», легко вызвать разными способами экспериментально. И не только медикаментозными. И, не обязательно при непосредственном контакте с человеком. У любого!
Описанный в «казусе» амбулаторный автоматизм по социально-психологической сути, есть сенсорная дезинтеграция на личностном уровне. «Разрыв» произошел между правым и левым полушариями головного мозга. Упрощая, напомним, что правое полушарие отвечает за осознанные переживания человека, а левое полушарие – за его поведение. Интегрированный человек, чувствуя, действует и, действуя, чувствует. Можно не только действовать, ничего не чувствуя, но чувствовать при полном двигательном «параличе». Как например, в состояниях онейроидного сознания. А если сама действительность наша стала дезинтегрирующим механизмом? Таким образом, мы подходим еще к одному, «хорошо известному» феномену сознания – к коме.
Кома – это состояния сенсорной дезинтеграции на уровне сомы (нашего тела или «тела» нашего социума). Кома, как и амбулаторный автоматизм, имеет самые различные причины и формы (мы опускаем медицинскую проблему комы). В коме, как традиционно считается, человек не в состоянии совершить никакого поступка. Поэтому, кома есть безапелляционная невменяемость. Классический вариант комы – человек полностью обездвижен, ничего не видит, не слышит, ни на какие раздражители не реагирует. «Социальная кома» может касаться как различных масс людей, так и каждого человека в отдельности. Строго говоря, в настоящее время классический вариант комы давно «вышел» за пределы клиники. Здесь, за пределами клиники, в реальной жизни – всевозможные варианты сенсорной дезинтеграции в той или иной степени выраженные. Приведенный в казусе пример амбулаторного автоматизма также можно расценивать, как «состояние комы» отдельно взятого общественного «полушария». Иными словами, в коматозном состоянии может оказаться и общество.
Для того, чтобы быть верно понятыми, и не заподозренными в «жонглировании словами», точно также – для продолжения нашей темы, приведем в качестве иллюстрации тезиса о социальных вариантах комы пример. Он называется «чеширский феномен».
